ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ

Фигурное катание. Мемуары по субботам. Олимпийский чемпион Евгений Плющенко: Я в детстве собирал бутылки, чтобы купить хлеба

На днях издательство «Росмэн» выпустило мемуары знаменитого фигуриста Евгения Плющенко под названием «Другое шоу». В этой книге спортсмен предельно откровенно рассказывает о своей жизни. Мы публикуем детские воспоминания фигуриста, взятые из первых глав.

«Я НЕ ДЕВОЧКА, Я МАЛЬЧИК!»

До сих пор жалею, что не сохранились мои первые коньки. Они достались мне совершенно случайно. Мама пошла в магазин и взяла меня с собой. Мы встретили нашу знакомую и ее маленькую дочку. Девочка рыдала.

– Таня, ты представляешь, с каким трудом нам удалось купить коньки, доставали их через московских знакомых! А дочка ни в какую кататься не хочет.

– Там холодно и больно! – Девочка заливалась слезами. – Я все время падаю!

– Давай тогда Жене твои коньки подарим! – совершенно неожиданно предложила женщина.

– Давай! – Девочка сразу же перестала плакать.

Тогда женщина взяла у девочки коньки и повесила их мне на шею. Вот такая судьба.

…Когда мы вернулись домой, я надел свои конечки, мама зашнуровала мне ботинки, и мы вышли на улицу. Я, счастливый, аккуратно ступал по хрустящему снегу, стараясь не упасть.

А в это время бывшая хозяйка коньков возвращалась домой, снова увидела нас:

– Вы почему по снегу катаетесь?

– А где же нам кататься? – удивилась мама.

– Езжайте во Дворец спорта, там есть секция фигурного катания. Мальчиков берут сразу, они нарасхват.

И мы поехали. Во Дворец спорта мама привела не только меня, но и мою старшую сестру Лену, которой тогда было девять лет.

Тренер Татьяна Николаевна Скала посмотрела на Лену:

– Эта девочка уже большая, она переросла фигурное катание, – затем посмотрела на меня: – А вот эту девочку я возьму.

– Какая я вам девочка! – возмутился я. – Я мальчик!

– Тогда тем более берем! Коньки есть? Приходите в понедельник.

«МОЕ ЛИЦО ПОБЕЛЕЛО ОТ ПОТЕРИ КРОВИ»

...До сих пор такое случается: во время ответственных соревнований у меня из носа идет кровь. А в раннем детстве носовые кровотечения были настоящей бедой.

Однажды я ужасно перепугал своих близких. Кровотечение было такое сильное, что родителям пришлось вызывать «скорую». В ожидании приезда врачей мне несколько раз сменили простыни – кровь шла не переставая полтора часа. Потом мне рассказывали, что мое лицо буквально сливалось с подушкой – так оно побелело от потери крови. Даже врачи «скорой» не стали меня будить, пожалели. А перепуганной маме сказали, что у меня что-то с сосудами и надо пройти серьезное обследование.

Когда я пришел в спорт, такое стало со мной случаться значительно реже. Собственно, то же самое можно сказать и о сопровождавших меня до четырех лет соплях и кашле.

А вот с вестибулярным аппаратом беда была страшная. Я не переносил никакой транспорт, меня тошнило везде, любая поездка: в машине, автобусе, троллейбусе или трамвае – для меня оборачивалась настоящим испытанием.

– Мамочка, мне плохо! – предупреждаю я маму, и мы едва успеваем выскочить на остановке. Меня тошнит. Минут пятнадцать дышим свежим воздухом. Пересаживаемся на трамвай. Стоим впереди, где меньше всего укачивает. И когда, наконец, добираемся до Дворца спорта, я весь зеленый.

Из дома мы всегда выходили с мамой за два часа до начала тренировок – с запасом на вынужденные пересадки.

Зато на льду я совершенно забывал о том, что меня тошнит. Но только до тех пор, пока мы не начали делать вращения.

Тренер дает нам домашнее задание – крутиться на специальном диске. В течение года день за днем я встаю на этот диск, и все начинается сначала.

Я вращаюсь. Голова начинает кружиться, меня мутит, и в последний момент я выкидываю белый флаг.

– Меня сейчас вырвет! – кричу я.

Мама подхватывает меня и тащит в ванную. Короткая передышка. Я пью воду и снова встаю на диск.

В детской поликлинике успокаивали, говорили, что это нормально, что у многих детей слабый вестибулярный аппарат и его просто надо развивать. Мы развивали. И через год я забыл, как это бывает, когда тебя тошнит. К ненавистному домашнему диску я привык, и мы даже подружились.

«Я УМОЛЯЛ РОДИТЕЛЕЙ ОТПУСТИТЬ МЕНЯ В ПЕТЕРБУРГ»

От моего первого тренера меня забрал к себе в группу директор Волгоградского Дворца спорта Михаил Маковеев. Он перешел от штанги к конькам, став тренером детской секции фигурного катания. Это он научил меня прыгать, так что к одиннадцати годам я уже делал все тройные прыжки и стал мастером спорта.

Маковеев давал нам невероятно большие нагрузки. Это был очень строгий и жесткий человек, за что и получил свое прозвище – Полицай. В семь лет я бегал по 10–15 километров, плавал в бассейне на ускорение. Если делал «пистолетик», то обязательно по пятьдесят раз на одной ноге и столько же на другой. Мы работали с гирями, гантелями, штангой, постоянно растягивались. Играли в футбол, хоккей, волейбол и занимались борьбой.

Меня не покидало ощущение, что из нас готовят не фигуристов, а бойцов спецназа. За четыре года он сделал из меня мощную спортивную машину. И, как ни странно, это здорово мне помогло, когда я приехал в Петербург. Хочу сказать ему огромное спасибо за его вклад и веру в меня...

– Татьяна Васильевна, Жене нужно ехать тренироваться в Петербург. – Такими словами Михаил Маковеев огорошил мою маму при встрече. – Наш Дворец спорта закрывается. Сейчас у нас сборы, а сразу оттуда мы поедем в Питер.

– Я не отпущу его! – Родители были категорически против моего отъезда. – О чем вы говорите? Жене всего одиннадцать лет! Ну закрыли секцию фигурного катания, и ладно. Пусть гуляет на улице, у него будет больше свободного времени. Будет заниматься другим спортом, например играть в футбол.

– Вы не имеете права! – отрезал тренер. – Он не ваша собственность!

Я пошел к родителям:

– Мама и папа, как хотите, но я все равно поеду. Я не могу жить без спорта и фигурного катания!

И родители отпустили. Провожая меня в тот раз на сборы, они очень надеялись, что месяца через два-три я вернусь в Волгоград. Родители почему-то думали, что в Питере мне не понравится и я сбегу домой.

«ЗАБРОСИЛ УЧЕБУ И КУРИЛ»

В Петербург мы приехали втроем: я, мой тренер и еще одна девочка, Таня Ермачек.

Нас всех троих разместили в какой-то крохотной каморке во Дворце спорта. Мне дали кресло и стульчик под ноги – так я и спал.

Правда, в те ночи я почти не сомкнул глаз. Очень волновался. Понимал, что нужно будет много работать, чтобы чего-то добиться. Это в Волгограде я был чемпионом. А здесь… Кем я стану? Наверное, именно тогда и закончилось мое детство...

Питер поразил меня своими масштабами и красотой. Но этот огромный город на меня давил, я чувствовал себя совсем маленьким и беззащитным. Иногда мне казалось, что он просто раздавит меня и я в нем совсем потеряюсь…

Я жил в квартире у своего нового тренера Алексея Николаевича Мишина. В квартире, где останавливались приезжие спортсмены. Утром бежал на тренировку, потом – в школу, затем – снова на тренировку. И ужасно страдал от одиночества. Один в огромном городе, ни друзей, ни знакомых, ни родных. Но никогда не жаловался. Звонил родителям в Волгоград и весело кричал в трубку:

– У меня все нормально! Я занимаюсь, тренер меня хвалит.

…Я тренировался очень упорно, не уходил со льда, пока не получится новый элемент. Старался изо всех сил. Школу забросил, но совершенно по этому поводу не переживал.

Порядок в моей жизни начала наводить мама. Она приехала навестить меня через полгода и ужаснулась. Она сразу все поняла.

С тренировками проблем не было никаких: их я никогда не пропускал, работал до седьмого пота. Но когда мама пришла в школу, там ее ожидала совсем другая картина.

В Волгограде я был отличником: дома за моей учебой следили, со мной постоянно занимались мама и старшая сестра Лена. А здесь, предоставленный сам себе, я стал злостным прогульщиком.

– Мы практически не видим вашего сына, к тому же он отстает по всем предметам, – сказали маме.

И еще мама узнала, что я начал курить.

Вообще-то я попробовал курить еще в Волгограде, когда мне было семь лет. Стащил у папы папиросу и закрылся в туалете. Затянулся. Закашлялся страшно. На запах табачного дыма и мой кашель прибежала мама и устроила мне взбучку.

Через год я совершил «второй подход к снаряду». И об этом тоже стало известно родителям. Они вызвали меня на ковер.

– Мы тут с папой решили, что купим тебе хороших сигарет, – заявила мама. – Посадим рядом, и ты при нас выкуришь целую пачку.

– Нет, пачку я не буду. Я не смогу! – я расплакался.

Так что до переезда в Питер с курением я завязал. А уж в Питере… Как тут откажешься, когда никто тебя не контролирует, а старшие спортсмены время от времени предлагают вместе покурить! Когда стоишь рядом со старшими ребятами в подворотне и затягиваешься, чувствуешь себя почти таким же крутым, как они.

«НЕ ЛОМАЙТЕ МАЛЬЧИКУ ЖИЗНЬ»

Маме все это, конечно, не понравилось. Она позвонила папе:

– Ты знаешь, это страшное дело! Я его отсюда забираю.

Провела со мной беседу, купила билеты до Волгограда и набрала номер Мишина:

– Алексей Николаевич, мы уезжаем! Не надо нам такого фигурного катания!

Мишин тут же приехал. Вызвал маму на улицу – он не хотел, чтобы я слышал их разговор:

– Что вы творите! Зачем забираете мальчика, жизнь ему ломаете? Он у вас хороший спортсмен. Чем ему там заниматься?

– Ничем не будет заниматься, – ответила мама. – Пусть в школе учится нормально и будет заниматься другим спортом.

– Вы зря так! Потерпите немного. А хотите – переезжайте сами!

– Да вы что? Как я приеду? У меня там дочка, муж. Да и денег у нас таких нет, чтобы жить в Ленинграде.

Тогда Мишин позвал меня:

– Жень, не слушай маму! Ты же спортсмен!

Затем снова с мамой:

– Напрасно вы так поступаете!

Короче, обиделся и уехал.

Мы с мамой поднялись в квартиру. Молчим. Наконец я не выдерживаю и говорю:

– Знаешь, мам, ты поезжай к Лене и папе, а я останусь. Я не смогу без спорта, правда.

И поехал на вокзал провожать маму. На самом деле мне ужасно было грустно оттого, что она уезжает, а я снова остаюсь один, никому не нужный. Но я держался и всю дорогу растягивал губы в улыбке. А когда поезд тронулся и, медленно набирая скорость, пополз в сторону Волгограда, не выдержал и побежал вслед:

– Мамочка! Мама! Мамочка!

Мама что-то говорила мне через стекло и плакала.

Я прожил один почти год. Исследовал питерские дворы, бродяжничал. Но исправно ходил на тренировки.

Когда хотелось есть, я звонил в Волгоград, и мама мне рассказывала, как готовить суп, что в какой последовательности кидать в кипящую воду. Иногда я даже умудрялся жарить себе курицу. Но чаще питался бутербродами. В общем, ел главным образом то, что мог купить по дороге с тренировки.

«ИНОГДА МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПИРОЖНЫЕ»

А потом родители приняли решение, что мама приедет ко мне. Она больше не могла допустить, чтобы я жил один в чужом городе. Папа с сестрой остался в Волгограде и, чтобы всех нас прокормить, вкалывал на двух работах.

…В Питере мы с мамой безумно скучали по отцу и Лене. И прекрасно сознавали: до каких-либо результатов еще очень далеко. А жизнь в Питере дорогая, денег, несмотря на жесткую экономию, катастрофически не хватало...

Мы сняли крошечную комнату в коммуналке с соседями-пьяницами. Платили за нее 200 рублей – для нас и это была огромная сумма.

Я нервничал, и на тренировках у меня многое не получалось. Мама постоянно плакала.

Содержал нас по-прежнему папа, который работал почти круглосуточно. Когда заканчивались деньги, мама звонила ему. Я до сих пор помню этот тревожный голос:

– Витя, когда ты пришлешь нам денег?

И папа передавал через проводника конверт.

В самые голодные дни мы с мамой шли собирать бутылки. Жили тогда на Петроградке, недалеко от Дворца спорта «Юбилейный». А за «добычей» ходили к Петропавловской крепости.

Мама садилась на лавочку, а я высматривал тех, кто пьет пиво. Дожидался, пока человек допьет, подходил и тихо спрашивал:

– Можно у вас бутылку забрать?

Потом бежал к маме, и она прятала наш трофей в пакет. Когда мы понимали, что на сегодня хватит, шли в магазин и что-нибудь покупали. Иногда – очень редко – могли позволить себе даже пирожные. Но чаще всего бутылочных денег хватало только на батон хлеба – свежий и ароматный, с хрустящей корочкой.

Мама мне говорила:

– Да, мы собираем бутылки. Но ничего плохого в этом нет, не надо этого стыдиться.

А мне и не было стыдно. Я прекрасно понимал, что ничего плохого не делаю. Тем более что очень хотелось есть. Откусывая от только что купленного батона, я пытался успокоить маму:

– Мам, не переживай. Я буду много тренироваться. Я постараюсь заработать побольше денег, и когда-нибудь мы купим в Питере жилье. И папа с Леной к нам приедут…