ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ

«Если бы не Тарасова, я бы вряд ли раскрылся»
ОКСАНА ТОНКАЧЕЕВА
22 января в Варшаве стартует не совсем обычный чемпионат Европы по фигурному катанию. Это потому, что российская сборная выступит на нем практически в полностью обновленном составе. В частности, в самом престижном виде – соревнованиях мужчин – место многолетнего лидера Евгения Плющенко занял 22-летний Андрей Грязев, две недели назад с блеском выигравший чемпионат страны. Перед отъездом в Польшу «Новые Известия» встретились с фигуристом.

– Андрей, титулы чемпиона России и первого номера сборной – груз для вас или крылья?

– Я спокойнее и увереннее стал, это точно. То, что «золото» на чемпионате страны выиграл, конечно, хорошо. Но для меня главным было показать все, что я мог на тот момент, и в сборную отобраться. Получилось все! Поэтому и настроение у меня сейчас соответствующее. Хотя, если бы Плющенко в команде первым номером остался, мне бы комфортней было. Это же гарантированная золотая медаль. Но, с другой стороны, деваться некуда. Понимаю, что ответственность колоссальная, однако психологически этот момент на меня уже не давит.

– Раньше тяжелее было?

– Не то слово. А в предыдущий год особенно. Сознание того, что должен вместе с Плющенко на Игры в Турин отобраться или на чемпионат мира, сильно давило. Как будто мне на плечи килограммов тридцать повесили и заставили кататься. Многим хотелось тогда в заветной тройке призеров на «России» оказаться. И я перегорел.

– От вас не только в прошлом, но и в позапрошлом сезоне хороших результатов ждали, но так безошибочно, как на нынешнем чемпионате страны, вы еще никогда не выступали.

– Тренировался много и хорошо. Главное, что тренеры мои (Елена Буянова и Татьяна Тарасова. – «НИ») в меня верили. А я их веру хорошими тренировками подпитывал. Мы всегда много работали. Мне говорили: делай десять прыжков. Я делал двадцать. А приезжал на соревнования и… спад. Сейчас мы более равномерно к нагрузкам подошли.

– Иногда казалось, что даже при неудачных прокатах вам в отличие от остальных всегда давали некий аванс только потому, что вы тренировались у Тарасовой.

– Может, и была какая-то помощь, но мне это только помогало. Потому что иногда нужно спортсмена подтолкнуть, а дальше он сам пойдет. Считаю, в этом нет ничего плохого. Не попади я к Тарасовой, вообще вряд ли бы как фигурист раскрылся. Ведь когда я от Алексея Николаевича Мишина ушел, месяца три вообще не катался. Спасибо Леше Ягудину, который обо мне Тарасовой рассказал. Мы с ним дружили еще с тех времен, когда я 11-летним пареньком из Перми в Санкт-Петербург к Мишину приехал.

– Пример Плющенко оказался заразительным?

– Если честно, мне не столько Плющенко, сколько Урманов нравился. Он тогда Олимпиаду в Лиллехаммере выиграл и был моим кумиром. Когда смотрел, как он катается, по телевизору, все остальное для меня просто останавливалось. Мама моя это видела и как-то сказала: поехали в Питер к Мишину. А я и не понял толком ничего – мне всего одиннадцать, привезти к такому великому тренеру – все равно, что конфетку ребенку дать. Порадуешься, съешь – и все. Но приехали мы, и в тот же день я заболел. Вышел на лед с температурой, весь зеленый, маленький, худенький… Падал как подкошенный. Думал, Мишин не выдержит, скажет, что посмеяться над ним решили. Но он все понял, предложил остаться на несколько дней, прийти в себя и покататься спокойно. А потом обрадовал маму: мальчик хороший, оставайтесь. И надо отдать ему должное – у него тогда уже Плющенко с Ягудиным в гору пошли, но он, когда время было, со мной тоже работал. Так и остался я в Питере. Где только не жил, менял квартиры, коммуналки…

– То есть все, как у Плющенко. Трудное детство…

– А у кого из спортсменов, да еще приезжих, оно легкое… Было время, и Леша Урманов мне, как мог, помогал. У него квартира свободная была, я в ней жил. Но в принципе все это не так уж важно. Я и сейчас в интернате живу, но когда изо дня в день две тренировки идут, быта особо и не замечаешь. Утром оттренировался, днем отдохнул, опять на каток поехал. Вечером вернулся, папе-маме позвонил. Все, день прошел.

– Почему от Мишина-то ушли?

– Не было никакого результата. Алексей Николаевич сказал, что работать со мной больше не будет, и отправил в группу к жене, Татьяне Николаевне. А с ней у меня отношения как-то сразу не сложились.

– Вот говорят Тарасова – это сила. И отношения с учениками у нее особенные. Но как это все на вас, спортсменах, отражается? Вот не было у вас результатов, говорите, а к ней пришли и чемпионом мира среди юниоров стали.

– Это трудно объяснить. У нее аура какая-то особенная. И атмосфера на тренировках. Пока ее нет на льду, ты можешь зевать, дурака валять, но только она появляется – встаешь по стойке смирно. Накричит, даже обидит иногда, а потом – сынок, ну-ка, давай-ка вот так попробуем…

– Рассказывают, что вам очень непросто было к новому тренеру – Елене Буяновой – привыкать.

– Нет, дело не в этом. Обычно, когда новый человек приходит, ты это во всем чувствуешь. А в случае с Еленой Германовной такого не было. Они с Тарасовой, как правая и левая рука, друг друга дополняли. Как будто всю жизнь вместе работали. Просто когда мы в Америке с Татьяной Анатольевной работали, в одном доме жили, естественно, я именно ее внимание больше чувствовал. Первое время в Москве немного терялся. А сейчас ничего, перетерпел все это. Потому и говорю, хорошо, что, несмотря ни на что, тренеры в меня верили. Им гораздо тяжелее приходится. За бортиком стоять гораздо труднее, чем кататься.

– Откуда вы это знаете?

– В Америке приходилось одну юниорку на соревнования выводить. Тренером подрабатывать. Мы же и за дом что-то платили, скидывались на питание…

– И все же, Андрей, те же Плющенко с Ягудиным почему-то сразу начали выигрывать, а от вас побед на взрослых турнирах пока никак не дождутся.

– Вы знаете, мне кажется, что у олимпийских чемпионов все предопределено. У них есть талант, им всегда сопутствует удача. У меня, наверное, тоже есть какой-то дар, как и у многих, но таким, как я, нужно прилагать больше усилий, поверить в себя. Все вроде есть, а элементарного везения не хватает. Думаю, мне надо сейчас просто спокойно работать, не стремиться прыгать выше головы, как это раньше часто бывало. В конце концов из своих 22 лет 17 я отдал фигурному катанию. Рано или поздно результат обязательно будет.